Мальчик кивнул.
— А тебе нравятся фильмы Саймона?
— Да. Мне нравятся те фильмы, которые учат.
— Чему учат?
Голос его стал едва слышным.
— Учат знать, кто есть истинный Бог.
Мы дошли до забора. За ним раздавались какие-то звуки, словно кто-то резвился в бассейне — смеялся и плескался водой. Мальчик толкнул калитку, приглашая нас войти, но отводя в сторону глаза. После этого они с девочкой уселись на лошадей и быстро поскакали в сторону гор. Сцена, открывшаяся нам за забором, расходилась с тем, что я предполагал увидеть в заведении, принадлежащем Сироткам бури. К большому красному дому, сооруженному из камня и дерева, примыкала роскошная купальная кабина. Рядом простирался огромный бассейн, наполненный голубоватой водой. В воде дурачилась группка подростков — три девицы и парень, все с шальными панковыми стрижками. Они брызгались и топили друг дружку, не переставая оглашать окрестности потоком грязных ругательств. Одна из девиц была без купальника.
— Пожалуй, я могла бы остаться в футболке, — шепнула мне Жанет; я недоуменно пожал плечами.
На другой стороне бассейна сидела другая группка. А в ней еще один припанкованный юнец с копной разноцветных, торчащих во все стороны волос на голове. Рядом сидел элегантный человек лет тридцати. С ними были пожилые мужчина и женщина в священнических одеяниях, только без чепцов, скрывающих лицо. Хорошо ухоженный человек поднялся, чтобы встретить нас. Сперва он подошел к Шарки, который в свою очередь представил его мне как Лена Деккера, агента Саймона.
— Ну, это вы слишком, — поправил его Деккер. — Я бизнес-менеджер школы.
Затем Деккер представил нас пожилой паре. Мужчину звали брат Джастин — директор школы святого Иакова и председатель «Студии „Дрозд“». Это был сутулый и лысоватый человек с маленькими бегающими глазками за небольшими квадратными очками. Тепло пожав руку мне и Жанет, он сказал, что рад нас видеть, и представил нам женщину. Та поднялась, чтобы поздороваться с нами. Сестра Елена была матерью-настоятельницей приюта. В этой невысокой даме чувствовалась какая-то исступленность; ее седые волосы были ровно зачесаны назад, открывая бледное лицо.
Шарки тем временем разглядывал парнишку у бассейна, а тот и взглядом не повел в нашу сторону.
— Это случайно не Бобби Сифилис? — спросил он у Деккера почтительным шепотом. Деккер согласно кивнул, — Класс, — не сдержал чувств Шарки, — Я сразу понял, что это его фургон на парковке, — Кивком поприветствовав отца Юстина и сестру Елену, он повлек нас к скучающему юнцу, словно тот и был целью нашего приезда, — Старик, это же Бобби Сифилис, — снова возвестил Шарки, явно озадаченный отсутствием у меня энтузиазма.
Какие-то смутные ассоциации это имя у меня вызывало. Рок-певец, который успел сильно намозолить глаза общественности. Рок меня мало интересовал. Я бы не взялся объяснить разницу между новой волной, тяжелым металлом, максимальным роком и не мог сказать, какой из трех этих вариантов бессмысленной какофонии исполняет Бобби Сифилис. Но его дурная слава выползла за пределы субкультуры поп-музыки и проникла в сводки новостей. У меня имя Бобби ассоциировалось с потасовками, арестами наркоманов и всевозможными беспорядками. Он принадлежал к той разновидности профессиональных малолетних преступников, которые понемногу приобретали все большую и большую популярность среди молодежи. Хотя теперь, посмотрев на него вблизи, я увидел, что ему уже далеко за двадцать. Но не исключено, что я неверно оценил его возраст из-за нескольких рваных шрамов на лбу и щеках. Некоторые из них при ближайшем рассмотрении оказались татуировками, однако не все. Нас представили, но ни мне, ни Шарки руки он не протянул, лишь едва заметно кивнул в нашу сторону. Правда, его взгляд задержался на Жанет — он смотрел на нее, не отрываясь, с нескрываемой похотью, и я почти почувствовал, как она зарделась рядом со мной.
Плававшие в бассейне не были нам представлены и не проявили никакого интереса к нашему прибытию. Мы со временем узнали, что девицы — это «подружки Бобби», а юнец, который валял с ними дурака в бассейне, был у него барабанщиком: молнии, вытатуированные на щеках, и светящиеся патлы. Звали его Трахарь. Просто Трахарь. Я понятия не имел, почему эти люди находились здесь. Лучше бы их не было. Их присутствие действовало мне на нервы. Но Шарки придерживался на этот счет другого мнения — он как владелец «Катакомб» привык считать себя почетным тинейджером. И поэтому продолжал крутиться вокруг Бобби Сифилиса, словно тот был современным Моцартом. Он обхаживал Сифилиса, а я постарался увести брата Юстина и сестру Елену в сторону, прихватив с собой Жанет.
— Я недавно был в вашей штаб-квартире в Цюрихе, — сказал я брату Юстину, стараясь говорить так, чтобы мой голос был различим за шумом в бассейне.
— Доктор Бикс связывался с нами, — ответил брат Юстин. В его голосе слышался немецкий акцент. — Мы пригласили сюда вас по его рекомендации. На него ваши исследования в области кино произвели огромное впечатление.
— Правда? Я этого не знал.
— Да. Он считает, что вы можете быть полезны для нас. Или, точнее, для Саймона.
— И в чем?
— Мы поговорим об этом позднее. После просмотра.
— Вы собираетесь показать нам фильмы?
— Да, последние работы Саймона. Разве мистер Шарки вам не говорил? Нам бы хотелось знать ваше мнение.
— И у нас будет возможность поговорить с Саймоном?
— Конечно. Он очень хочет познакомиться с вами. А еще он большой поклонник Макса фон Кастелла. Вам будет о чем поговорить, я не сомневаюсь. К несчастью, Саймон вынужден избегать солнечного света. Из-за глаз. Мы присоединимся к нему в студии, когда он будет готов.