Киномания - Страница 99

Эти и другие подобные приемы, обнаруженные мною позднее в фильмах Касла, представляли собой изобретения чрезвычайной важности. Это открытие обрадовало, но в то же время и встревожило меня. Ибо на подсознательном уровне картины Касла были однозначно безумными от начала и до конца. Повсюду неприкрытая сексуальность была перемешана с мерзостями, которые намеренно убивали любое чувство удовольствия. Эротика Касла была кошмаром — настоящим блюдом с ведьминого стола: тела, мучимые похотью, тела, ставшие омерзительными из-за обуревавшего их желания. И опять, как и в случае с «Иудой», у меня возникло почти осязаемое чувство чего-то нечистого, въедающегося в самую мою плоть. Неужели приемы Касла нельзя было использовать для более благородных целей? Что, если я обнародую его секреты, а другие режиссеры воспользуются ими для достижения такого же сенсационного и психопатического эффекта — только для этого и ничего другого?

Этот вопрос привел меня к важному решению. В брошюре, которую я подготовил для ретроспективы, я ни слова не сказал о кинематографических новациях Касла. Я решил, что они останутся моей личной засекреченной информацией, пока я не пойму, как они действуют и какой ущерб могут принести. А к тому времени я, может быть, найду способы обезвредить эту информацию или, по крайней мере, предупредить о ее опасности. Именно так и поступила бы Клер — она была убеждена, что кинематограф не должен забывать об этике, и эта мысль все еще глубоко коренилась в моем сознании. Возможно, я бы не проявлял такой осторожности, если бы обнаружил приемы Касла в более невинном контексте, — пусть даже целью было лишь потрясти зрителя, пощекотать его нервы, чего неизменно пытались добиться все фильмы ужасов, и лучшие, и худшие. Но я был убежден, что намерения Касла были куда более темными.

Я бы никому не решился сообщить об этом в связи с фильмами, которые рецензировал для ретроспективы. В то время я еще не знал, как придать работе Касла достаточно веса, чтобы его расценивали не просто как создателя маленьких триллеров, пусть и на удивление мастерски сработанных. В этом-то и состояла ирония карьеры Касла. Никто не был готов считать его художником. Соответственно относились к его работам и студии. Если они находили его творения шокирующими, то ничтоже сумняшеся кромсали и купировали их. Нередко случалось так, что больше всего раздражали окончания, которые поэтому подвергались самому безжалостному обрезанию. Студиям нужны были быстрые и традиционные концовки — шутка, поцелуй, какая-нибудь пошлятина под финальный аккорд музыки. Как рассказывал Зип, Касл снова и снова был вынужден смиряться с такими финалами, а точнее, он, предвидя такое требование, заранее снимал альтернативную развязку. Там, где это имело место, внезапная разница стилей настолько бросалась в глаза, что для понимающего зрителя становилась неким знаком, кричавшим: «Это не мое!»

Благодаря коллекции Липски мне удалось восстановить концовки почти всех фильмов Касла, и теперь зрители получили наконец возможность видеть эти картины в их изначальном варианте. Все сошлись на том, что результат потрясающий; возможно, это был важнейший шаг на пути восстановления репутации Касла. Тем, кто смотрел когда-то одобренные студиями версии касловских фильмов, запомнились картины с одной и той же набившей оскомину концовкой — нечто настолько пресное, что, возможно, весь фильм вскоре стирался из памяти.

Например, концовка (в студийном варианте) картины «Тени над Синг-Сингом» в высшей степени банальна. Спасающийся бегством заключенный убивает садиста-надзирателя, а потом погибает, застреленный, на стене тюрьмы. Он умирает, прося мать простить его. Затем следует быстротечная сцена похорон — сладкий скрипичный сироп на звуковой дорожке, — в которой залитая слезами мать уверяет преисполненного сочувствием директора тюрьмы, что он был хорошим мальчиком, вот только сбился с пути. Типичное окончание тюремных картин тридцатых годов.

Но фильм должен был заканчиваться совсем иначе — ужасающим визуальным этюдом на тему преступления и наказания. Там молодой заключенный, раненный, обреченный, прячется в подвалах тюрьмы. Он находит темный уголок за лабиринтом отопительных труб и всякого железного лома — заточение еще худшее, чем если бы он сидел в камере. Вроде ничего не происходит, но тем не менее сцена обретает мучительную силу. Почему? Ответ лежит в тенях, придающих концовке черноту, которой добивался редкий фильм жанра «нуар». В этих самых тенях мы и находим серию касловского негативного вкрапления: быстрый ряд дополнительных кадров, в которых заключенный сливается с окружающим его камнем; он становится тюрьмой, из которой хочет бежать. Ничто не могло сделать попытку побега более безнадежной.

Потом, когда маслянистые черные тени смыкаются вокруг него, появляется гигантская фигура, едва видимая в колеблющемся сером свете, накладывающемся на темноту: мерзавец-надзиратель, который на протяжении всего фильма мучил парня, теперь огромным изваянием возвышается над ним. Он приобретает гигантские размеры, а заключенный у его ног сокращается до размеров насекомого. Парень поднимает взгляд на эту карающую фигуру; за ней виднеется высокое окно, через которое внутрь проникает солнечный свет. Своим последним движением он тянется к свету, но окно уходит все дальше и дальше и наконец становится мерцающей точкой, которая попадает на глаз охранника, а потом исчезает. Экран гаснет.

В течение следующих нескольких секунд на экране чернота — она приковывает к себе взгляд. Почему? Неосвещенный экран заполняется невидимым вихрем; он начинает незаметно проникать в наше сознание, вовлекая в себя и наш рассудок. На поверхности мы видим всего лишь что-то похожее на царапины на пленке, блики света, но воздействие их на нас гипнотическое. Зритель физически ощущает падение в бездонный колодец — все глубже, глубже, глубже… Публика как милосердия ждет привычного слова: «Конец». Касл отказывает им в этом. Падение продолжается без конца, у этой пропасти нет дна. Мы сидим и смотрим на пустой, темный экран, не понимая, почему эта чернота приковывает нас. Эффект вихря наконец растворяется в темноте зала, отпуская растревоженную аудиторию.