Киномания - Страница 220

К оглавлению

220

— Долго ехать? — спросил я.

— Меньше двух часов, — ответила она, — Хотите выпить кофе?

Я ответил, что хочу. Она похлопала водителя по плечу, он передал ей большой серебряный термос и две кружки. Сестра Ангелина откинула разделявший нас подлокотник, превратившийся в столик. Она налила кофе. Он оказался крепкий, горьковатый и очень горячий. Я принялся пить маленькими глотками.

— А в монастыре есть телефон? — спросил я.

— Да, конечно, — ответила сестра Ангелина.

— Отлично, — сказал я, начиная соображать, кому бы позвонить, если представится возможность.

Клер была вне пределов досягаемости. А кому еще? Кому-нибудь из коллег в университете? Пусть только для того, чтобы сообщить: у меня в столе лежат копия моей рукописи о Максе Касле и моя полная, чрезвычайно критическая статья о Саймоне Данкле. На всякий случай я бы хотел, чтобы о моих писаниях знал кто-то еще, кроме Анджелотти.

На какой такой случай? Я повернулся к сестре Ангелине и выдавил из себя смешок.

— Я полагаю, пропасть без вести в океане здесь невозможно.

Она ответила мне приятной улыбкой, хотя, конечно же, и понятия не имела, что я имею в виду.

— Нет, этого вам нечего бояться, — Ее глаза стали еще более внимательными.

— Отлично, — сказал я. — Просто великолепно.

— Как видите, океана поблизости нет, — Она повела рукой, демонстрируя великолепный вид за окном машины: со всех сторон — отвесные зубчатые скалы.

— Отлично, — сказал я еще раз.

Меня как-то странно утешили ее слова. Я вдруг понял, что мое лицо расплылось в глуповатой улыбке. Зачем она? Но убрать ее — выше моих сил. Пусть уж остается. Мой рот снова начал говорить. Что-то он скажет теперь, думал я. Он сказал:

— И большая птица вряд ли унесет. — Я счел это поводом для смеха — и рассмеялся, расплескав кофе на обивку.

— Вряд ли, — согласилась Ангелина.

— Отлично, — сказал я. — Скоро я окажусь во внутреннем святилище, да?

— О да, — ответила она, — Вы будете в полной безопасности, о вас позаботятся.

— Отлично, — сказал я еще раз. Потому что это же здорово — находиться в безопасности да еще когда о тебе заботятся. И кофе был отличный. От него мне становилось тепло и приятно. И начало клонить в сон. В такой спокойный сон. Это было вполне объяснимо: мне требовался отдых.

Сестра Ангелина, вероятно, знала об этом. Она взяла из моей руки кружку, чтобы не расплескивался кофе. И это тоже было здорово, потому что моя рука отяжелела и едва двигалась.

— Если хотите, можете прислониться ко мне, — сказала она.

Я хотел. Но я спросил:

— А это позволяется? — Ведь она же была монахиней, а, значит, девственницей. Красивой, дружелюбной, уютной девственницей.

— Конечно, — сказала она, подставляя плечо, чтобы я не упал.

Я должен поблагодарить ее, подумал я. Но сколько трудов. Мне удалось приоткрыть глаза и шевельнуть губами, что-то сказать — я сам не знал что. Но сестра Ангелина поняла. Она улыбнулась мне и придвинулась поближе.

— Вы не споете… ту песню? — спросил я, вовсе не чувствуя уверенности в том, что она меня поняла.

Я словно бы бормотал едва слышно. Но она знала, что мне нужно. Она принялась напевать ту песенку об одиночестве, невезении и темной, темной ночи. Я решил, что имя Ангелина очень ей подходит. Она была похожа на ангела, что парит надо мной, давая защиту. Глаза у нее были умные и красивые, красивые и умные. И внутри них — да, да, я видел это, — как и все вокруг, становилось темнее и еще темнее. Впуская меня, открывались двери.

Внутреннее святилище.

Я был там.

Теперь я мог отдыхать

долго, долго…

Глава 30
Червь-победитель

Снова и снова — неделями длиной в месяц, месяцами длиной в год — я, как в кино, прокручиваю перед своим внутренним взором все случившееся. То, что я вижу на воображаемом экране, происходит не со мной, а с кем-то другим. Если смотреть на вещи таким образом, то правду можно удерживать на безболезненном расстоянии.

Каким я вижу себя, изумленного героя, в этом фарсе-нуар? Я пытаюсь представить себе этакого милого парня. По-настоящему милого. Привлекательного, доброжелательного, доверчивого. Слишком доверчивого. Ну хорошо… глупого. Но обаятельно глупого. Как тот любезный простофиля из «Третьего человека», которого играет Джозеф Коттен. Полная невинность, попавшая в компанию негодяев. Вот наилучшее лицо, какое я могу для себя подобрать.

(Сие распределение ролей наводит меня на мысль… в той умственной кинокартине, которую я ставил последние тридцать семь лет, под названием «История Джонатана Гейтса» я, кажется, прошел путь от наивного юнца до наивного мужа средних лет, чей характер за этот период почти не претерпел изменений. Мне начинает казаться, что фильму необходим врач-сценарист.)

Итак…

Наш герой пробуждается и обнаруживает себя в незнакомой постели, в незнакомой комнате, в незнакомой земле. Он все еще слаб, ничего не понимает, голова у него трещит, все суставы ломит. Сколько он пробыл без сознания? Часы? Дни?

Что последнее сохранилось в его памяти?

Ах, да. Прекрасные глаза женщины, изучающие его, мягко отправляющие его в небытие. Милая сестра Ангелина. Вероломная сука! Подсунула ему по дороге в Альби какой-то наркотик.

Но для чего?

И где он теперь?

Может, это — монастырь?

Он поднимает готовую расколоться голову и оглядывается. Стены комнаты из грубых досок и бамбука, низкий соломенный потолок, единственное окно, забранное сеткой, скудная мебель. Через открытую дверь в комнату струится солнечный свет. Он поднимается — его пошатывает. Он видит, что его одежда насквозь пропитана потом. Гнетущая жара наполняет комнату. Он, спотыкаясь, направляется к двери. Под открытым небом не лучше. Невыносимая влажность, ослепляющее солнце. Вокруг ничего, кроме пальм да зарослей папоротника. А дальше — огромный океан, ровный и голубой, сколько видит глаз. Маленький домик, в котором он проснулся, — единственная постройка в поле его зрения.

220